Алексей Стонкус: «Ходить учился заново»
Добавлена: 16.09.2010
Источник: Алексей ШЕВЧЕНКО, Александр ЛЮТИКОВ, "Hot Ice"
12 сентября 2003 года 19-летний защитник «Локомотива» Алексей Стонкус в столкновении с легионером «Магнитки» Томашем Хлубной получил тяжелейшую травму: оскольчатый перелом позвонка. Вернуться на свой прежний уровень он не смог. Алексей Стонкус - первый герой рубрики «Айс».
Алексей Бадюков, нападающий ЦСКА, тогда — хоккеист «Локомотива»: «Я находился на льду и в первый момент ничего не понял. Все произошло недалеко от борта, Хлубна разбежался перед толчком. Там еще падение было неудачным. Кажется, у Алексея конек попал в трещину, и он не успел сгруппироваться. Первым желанием было наброситься на Хлубну, но его быстро увели в раздевалку и больше не выпускали на лед. Мы Алексея навещали в больнице. А сейчас столько времени прошло, и я даже не знаю, где он играет».
— Алексей, вы семь лет не давали интервью. Не хотели вспоминать, или никто не спрашивал?
— Не хотел. Периодически люди в клубе, друзья и брат говорили, что кто-то из репортеров меня ищет. Но я просил не давать мой номер. Да и сейчас вот думаю — надо ли говорить. Ну, случилось и случилось. Что об этом вспоминать?
— А почему не хотели?
— Да когда я лежал в больнице, такое началось!.. Говорили, что я умер. Натурально: на одном заводе был мой портрет и траурная ленточка. Потом писали, что я жив, но остался инвалидом на всю жизнь. Это все через кого идет? Через корреспондентов, через телевидение.
— Давайте вы нам сами расскажете, насколько это было серьезно.
— Это было очень серьезно. Сначала думал, все нормально: просто дыхание сбилось или ушиб. Встану и поеду. А начал вставать — в спину ударила какая-то боль непонятная, незнакомая боль. Я упал. Врач прибежал, руку засунул под спину: «Перелом».
— Жутко такое слышать.
— Сначала я ничего не осознавал. Приехал в больницу, день ждал, когда из Швейцарии доставят специальную конструкцию для скрепления позвонка. Потом мне сделали операцию. Когда я отошел от наркоза, пришел врач. «Тебе повезло, — сказал. — Еще чуть-чуть — и была бы задета центральная нервная система». По его тону я понял, что в этом случае меня, наверное, везла бы не «скорая», а другая машина.
— Родные были в тот момент на трибунах?
— Нет. Мама категорически не ходила на матчи. Когда мне было лет 14-15, она пришла на стадион, посмотрела на это и ужаснулась. Даже отговаривала заниматься хоккеем. Может, что-то чувствовала. Тот матч мама с папой смотрели дома по телевизору. Когда все случилось, они меня по дороге перехватывали. Как сейчас помню, двери «скорой» открываются — заходит отец.
— То есть в «скорой» вы в сознании были?
— Да. В тот момент никто не понимал всей серьезности. Рентген показал перелом. А когда разрезали, выяснилось, что перелом со смещением. Там все перекручено было.
***
Иван Непряев, хоккеист «Локомотива»: «Мы со Стонкусом регулярно видимся в Ярославле, общаемся. В той истории меня удивило, что Хлубна не извинился перед Алексеем. Не хотелось бы думать, что он это сделал умышленно, но извиниться бы стоило. Один раз мне нанес травму Алексей Морозов. Мы друг с другом не были знакомы, но он где-то нашел телефон и в тот же вечер набрал меня, принес извинения. Хотя, как и Хлубна, мог решить, что в этом нет необходимости. Одно дело драки: тут извиняться особенно не за что. Я вот перед Беднаржем не извинялся. Или когда мне в драке ломали нос, тоже не было никаких извинений, и это нормально. Но ты провел прием, человек оказался в больнице — как не попросить прощения, не позвонить ему с какими-то словами?».
— В больнице посещала мысль: «Хоккей для меня закончился»?
— Я был уверен, что вернусь обратно и буду играть. Как выяснилось, вернуться не так просто. Месяц я провалялся в больнице. Там же учился ходить с нуля. И вот что вам скажу: раньше я по-другому ходил.
— То есть?
— То есть походка так изменилась, что близкие не могли понять, в чем дело. Не ощущаю никакого дискомфорта. И мне все говорили: «Ты хромаешь, что ли? Болит еще что-то?» — «Да не хромаю я, у меня все нормально». Как только стал более-менее держаться на ногах, уговорил врачей отпустить меня домой. Каждый месяц к ним приезжал на обследование. В течение полугода нагрузки на спину были исключены. Поэтому я закачивал руки и ноги — сидя или лежа. Потом разрешили нагрузки на спину. Ежедневно приходил на арену, тренировался. Желание было огромное.
— Первый выход на лед помните?
— Еще бы. На лед я выскочил по наивности: думал, что если научился ходить, то и кататься теперь смогу. Вышел — и меня заболтало в разные стороны: хорошо, что успел за бортик схватиться. Круг прошел, держась, а потом медленно, медленно покатился. Вроде уже увереннее. Через какое-то время мне сделали вторую операцию: вытащили конструкцию, которая скрепляла позвонок. Теперь так получилось, что у меня срослись два позвонка в один. Это никак не ощущается. Операцию вообще сделали хорошо: спасибо врачам из Соловьевской больницы. Потом я собрал кучу справок о том, что могу вернуться в хоккей. В итоге я не играл весь сезон-2003/2004 и часть следующего. Первый матч после возвращения я проводил за вторую команду. И в первой же смене отдал голевую передачу. За меня так все радовались! Да и я сам рад был. Но во второй команде долго оставаться было нельзя: ребята молодые росли, я занимал их место. Следующую предсезонку провел в первой команде. Мне сказали: «Попадешь в команду сам, будет видно, что сильнее, — будешь играть». Ну, так получилось, что не вернулся.
— Не осталось обид на «Локомотив»?
— Да какие обиды. Операции мне полностью оплатили. Я даже не знаю, сколько они стоили, потому что в решении этих вопросов не участвовал ни секунды. Клуб выделил мне отдельную палату, где я был с мамой: она ведь месяц провела со мной, не отходя. Заказали в Швейцарии конструкцию для скрепления позвонка. Зашивали меня специальными нитками — так, что я сразу после операции мог лежать на спине, не чувствуя боли. Все время, что я был в «Локомотиве», мне выплачивали мою прежнюю зарплату. Я не знаю, что мог еще сделать для меня клуб. Не вернулся в основу — ну, судьба значит.
— Что изменилось в игре?
— Главное — ушла прежняя резкость. Я же бегал быстрее всех в «Локомотиве». А тут травма, год пропустил. И я поехал по вышке. Хотя нет, перед этим еще была история с «Айлендерс». Они же меня драфтовали. И когда все это случилось, они позвонили мне, пригласили на лечение. Выслали стопку необходимых бумаг: приглашение, место, где я буду жить. Приехал в Москву, пришел к этому типу, который выдает визы. Он минут десять листал все это, вчитывался. Потом без разговоров поставил штамп: «Отказано». И все. Вот тогда и началась вышка.
— За три сезона у вас было пять матчей в Саратове, пять в Электростали, восемь в Серове.
— Да и то это преувеличение. Там вот написано пять матчей, а я играл шесть-восемь минут за игру. Еще в Нижний ездил и в «Химик». С тем же успехом.
— Сложно понять: зачем вас в таком случае вообще приглашали?
— Мне тоже сложно. Но там условия не те. Во-первых, всем было не до меня. Тренеров можно понять: у них задачи, нужен результат, и времени на то, чтобы заниматься со мной индивидуально, нет. Там же у большинства клубов нет собственных залов. Со льдом то же: нельзя прийти и покататься в любое время. А мне надо было очень много времени, практики для того, чтобы вернуться на прежний уровень. А общие тренировки, как правило, игровые. Во-вторых, отношение было уже как к сломанному хоккеисту. Приезжаешь туда — и все тебя боятся. Только и слышал: «Давай поаккуратнее». На тренировке ты вроде бы в порядке, а на игру не ставят или в четвертом выходишь. Как будто боялись, что еще раз такое может произойти.
Через неделю мне позвонил агент, сказал, что по-прежнему пусто. Поблагодарил его за работу и пришел в школу. Мама выдохнула с облегчением: «Теперь можно спать спокойно».
— А вы сами-то боялись?
— У меня не было страха. Я в этом плане фаталист: все, что происходит, предначертано. И смысл бояться, если такова судьба? После таких травм вообще иначе на жизнь смотришь. Раньше-то не думал ни о чем: хоккей, хоккей, хоккей — и ничего больше.
***
Александр Поляков, начальник судейского департамента КХЛ, главный арбитр матча: «Я прекрасно помню тот момент. Мне показалось, что Хлубна сыграл чисто, там все дело было в неудачном падении. Может быть, и стоило его удалить, особенно позже, когда стало ясно, насколько там все серьезно. Но мне не показался прием Томаша грязным. Конечно, после просмотра повторов, стало ясно, что Хлубна выставил вперед руки, совсем немного».
— Игорь Щадилов говорит, что один раз смотрел запись того печального эпизода, когда ему попали в глаз клюшкой. Вы свой смотрели?
— Смотрел. Без эмоций, без страха. Смысл бояться? Произошло и произошло.
— Как думаете, умышленно это было со стороны Хлубны?
— Я считаю — умышленно. Счет был уже 7:1 в нашу пользу. Играть оставалось пять минут. Там вбросили шайбу в нашу зону, и мы с ним вместе побежали за ней. Я прибежал первым, выкинул ее, и в этот момент он ударил меня клюшкой в шею. Я прилетел спиной в борт, а Хлубна, доехав, сложил меня еще пополам. Его не удалили.
— Но сразу сняли с игры.
— Да, правильно сделали. Понятное дело, что началось бы на льду при его следующем появлении.
— Он извинился перед вами?
— Нет. Он же сказал, что все сделал правильно. Ну, ему с этим жить. Бог все видит.
— Тот сезон ведь здорово для вас начинался.
— Это да. Перед этим в августе был чемпионат молодежных сборных в Тюмени. Меня признали лучшим защитником. В клубе был разговор, что на одно место в составе претендуем я и Денис Гроть. Сезон начал в составе я: мы обыграли «Динамо» в первом матче. Юрзинов-младший ко мне подошел: «Сыграл здорово. Если так пойдет дальше — будешь играть весь сезон». И на этих эмоциях я вышел на игру с «Магниткой». По ходу матча Юрзинов ко мне подходил: «Продолжай в том же духе». И в том же матче все и закончилось.
— После таких травм нередко спиваются, заливают все пойлом.
— Даже мысли не было. К выпивке как был равнодушен, так и остался. К тому же еще до начала чемпионата познакомился с девушкой. Получилось как: в августе я уехал в сборную, оттуда вернулся сразу на сборы. И мы не могли никак увидеться, только по телефону общались. В тот день, когда меня сломали, я как раз должен был с ней встретиться после игры. Она ни о чем этом не знала: звонила, а я не отвечал. Ну, и обиделась, конечно. Потом, когда мне телефон принесли, я увидел там полсотни пропущенных звонков — и от нее, и от друзей. Тут же сообщил ей, где я: «Приходи», — говорю. А она ни в какую: боится больниц. Сказала, что встретимся, когда меня выпишут. Я вышел. Встретились. Потом поженились. Где в этой истории место для алкоголя?
***
Сергей Немчинов, главный тренер ЦСКА, тогда — хоккеист «Локомотива»: «Признаюсь, что ни до того, ни после при мне ничего подобного не случалось. Сначала-то мы ничего не поняли. Леша упал, стукнулся об борт. Стало страшно, когда на лед принесли тележку. Мне кажется, что все-таки это был несчастный случай: неудачно столкнулись, неудачно упал. Чем занят Алексей сейчас, играет где-нибудь? Тренирует в детской школе «Локомотива»? А вот это меня совсем не удивляет. Ярославский клуб своих не бросает».
— Трудно было признаться себе, что пора завершить карьеру?
— Нет. Я спросил агента, есть ли предложения. Он говорит мне: «Лех, пока не могу команду найти». Я пришел во дворец покататься. Меня увидел директор школы «Локо-2004» Ефим Вилькин. Сначала спросил, как дела, а потом неожиданно: «Надумаешь работать у нас — приходи». Через неделю мне позвонил агент, сказал, что по-прежнему пусто. Поблагодарил его за работу и пришел в школу. Мама выдохнула с облегчением: " Теперь можно спать спокойно".
— Потеряли в деньгах?
— Нисколько. Я же был молодой игрок, зарабатывал не так уж много. Сейчас зарабатываю примерно столько же. Больших денег я не видел, так что не пришлось отвыкать.
— Интересно быть тренером?
— Очень. Сейчас тренирую 2002 год рождения. Тренировки в 7.45, скучать некогда. Один чемпионат города уже отыграли, сейчас второй. После Нового года Москва уже начинается. Сейчас кажется: вот, им десять лет еще до второй команды. А эти десять лет пролетят так, что не опомнишься.
— Скоро уже кто-то курить начнет в команде.
— Накажу сурово. У меня цель — натренировать ребят для основы «Локомотива».
— Дети вас удивляют?
— Вот недавно был случай. Мальчик ехал, споткнулся, сломал ключицу. Прибежал ко мне: «Алексей Михайлович, у меня здесь болит». Мы тут же «скорую» начали вызывать, а у него — ни слезинки. Или еще. Играли в зоне пять на пять. Двое столкнулись, у одного слетела крага с руки — и ему коньком полоснули. И тоже спокойно так: «Мне Егор по пальцу проехал». А в ране кость белеет. Мне-то страшно, а им нет. Дети не плачут вообще. Сейчас им по восемь лет — акцент на катание, владение клюшкой, ведение шайбы. Штанга — это все после 16 лет. Никакой нагрузки на позвоночник не должно быть, чтобы не нарушить развитие, не замедлить рост.
— Когда незнакомые люди в разговоре узнают, что вы — тот самый Алексей Стонкус, их тон меняется на сочувственный?
— Не чувствовал такого. Обычно спросят: «А сейчас-то как спина?» — «Не беспокоит». — «Ну и здорово». На этом тема исчерпывается. Может, со стороны все кажется драматичнее. Но у меня все здорово. Я ведь живой, и это уже хорошо. Любимая жена есть, дочь растет. Работаю тренером. Смотрю на детей, вспоминаю себя в их возрасте — это удивительные чувства. Так что если кто-то вдруг вздумал меня жалеть — не тратьте время.
Комментарии:
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.